Правительство устраивают «ручные» СМИ и система государственного заказа, где крутятся очень большие деньги, – считает Диана Окремова, директор общественного фонда «Правовой медиа-центр». Какие изменения ждать от нового законопроекта «О масс-медиа» и ждать ли вообще, эксперт рассказала exclusive.kz.

Казахстанцам нужна качественная информация

– Как вы считаете, почему новый «Закон о СМИ» должен волновать не только журналистов, но и общество в целом?  

– Здесь надо сказать, что законназывается не «О СМИ», а «О масс-медиа». В эту категорию — «масс-медиа» – включены не толькосредства массовой информации и профессиональные журналисты, но и Интернет-сайты. По этому поводу мы много спорили с министерством, потому что считаем, что если закон для журналистов, он должен охватывать сферу именно профессиональных журналистов. А так получается, что все Интернет-сайты (то есть это могут быть сайты коммерческих компаний, сайт Акорды, сайт парламента) попадают под действие этого закона. Думаю, что если эта формулировка останется, мы столкнемся с большими сложностями: например, распространяется ли ответственность, та, что есть у журналистов, на масс-медиа? И так далее. На мой взгляд, закон, по сути, хочет объять необъятное, включая все Интернет-сайты в категорию масс-медиа.

– А этот закон, по вашему мнению, решает проблему свободы слова в нашей стране?

– Хороший вопрос. К сожалению, на мой взгляд, не решает, потому что сейчас он не содержит норм, гарантирующих безопасность журналистов, соблюдение их профессиональных прав. Это тоже одна из наших главных претензий к министерству: закон получается традиционно контролирующим, в лучших советских традициях. Очень много полномочий у министерства – как оно контролирует журналистов, что журналисты не имеют право делать, за что у них ответственность, но нет пунктов, которые бы гарантировали их безопасность, доступ к информации, соблюдение профессиональных прав. 

– А как это связано со свободой слова? Почему людям важно, чтобы журналисты чувствовали себя хотя бы в относительной безопасности? 

– Гарантия профессиональных прав и безопасности – это уверенность журналиста в том, что к нему не будет применяться цензура, что никто не сможет позвонить, например, из акимата, и сказать – убери этот материал. Журналист должен быть уверен, что никто не будет толкать его, выхватывать камеру и т. д. Для этого мы хотим ввести административную ответственность за воспрепятствование законной деятельности журналистов.

– То есть для меня как для потребителя важно, чтобы у журналиста была возможность дать мне как качественную и объективную информации? 

–  Да, абсолютно верно. Я думаю, что это неразрывно связано.

Госзаказ делает медиарынок неконкурентноспособным 

– Одна из особенностей нашего рынка -огромные объемы госзаказа. Вы выступаете за его прозрачность и вообще критикуете эту систему – почему? В конце концов, он помогает жить более чем 90% государственных СМИ и какой-то части частных медиа. Если его, даже гипотетически, убрать…

– Я не питаю иллюзий относительно того, что госзаказ отменят. Очень большие деньги и очень устоявшаяся система. Почему я против? Потому что мы много лет декларируем развитие конкурентноспособного медиарынка. Госзаказ, по сути, делает этот рынок неконкурентноспособным. По факту у нас получается 90% частных СМИ и 10% государственных, и на эти 10% уходят, наверное, 40 из 50 миллиардов тенге госзаказа – на содержание государственных СМИ. То есть почему рынок деформируется? Потому что какие-то газеты и телеканалы ежегодно получают гарантированное вливание в несколько миллиардов или миллионов тенге, и это ставит их в неравные условия с частными СМИ, кому нужно заботиться о качественном контенте, привлечении рекламодателей и т.д. Те, кто получает госзаказ,могут этого не делать. Второе: эта система, на мой взгляд, очень коррупционная, и есть тому доказательства – тот отчет счетного комитета, который сейчас активно обсуждается, где выявленоогромное количество и просто нарушений, и по госзаданию («Хабар» и «Казахстан»), и по госзаказу для частных СМИ. Это все не хищения, но это, будем говорить честно, неэффективноеиспользование денег налогоплательщиков. И третье, о чем я тоже всегда говорю — отсутствие четких показателей эффективности: мы эти деньги вкладываем, но не понимаем, какой хотим в итоге получить результат. Если рассуждать очень топорно и просто, то это пропаганда: как кто-то однажды сказал, может быть, результат нашего госзаказа то, что у нас нет войны. Может быть. Но все-таки мне как налогоплательщице хотелось бы, чтобы эти деньги расходовались более эффективно. Деньги должны вливаться в развитие всего рынка, а не в поддержку конкретных средств массовой информации — от этого рынок не развивается. Вы говорите, что если государственные СМИ останутся без госзаказа, они закроются, но есть модели скандинавских стран, которые существуют многие годы. Во многих странах Европы есть государственная поддержка — но она осуществляется без вмешательства в контент. У нас же это всегда инструмент давления, влияния, формирования лояльного поведения по отношению к тем, кто этот госзаказ предоставляет. 

Поэтому на сегодняшнем этапе мы хотя бы за то, чтоб эта система стала прозрачной, чтобы люди могли видеть, как расходуются их деньги.

– Обычно формулировка в госзаказе звучит так: информационное сопровождение деятельности президента, правительства, парламента и прочих государственных органов.Скажите, пожалуйста, насколько это корректно? По сути, госзаказ – это такой пиар, министерство – такое пиар-подразделение нашего правительства и всех государственных структур. Должны ли налогоплательщики это оплачивать? Но есть и другая коллизия – а как тогда они будут знать, что делает правительство? Когда мы спорили об этом, в том числе с сотрудниками министерства, они говорили: «но мы же освещаем работу правительства, мы обеспечиваем его прозрачность».

– Для того, чтобы журналисты писали о том, как работает правительство, нужны просто профессиональные пресс-службы, которые будут давать хорошие информационные поводы и грамотно подавать контент – вот и все. У нас почему-то идут другим путем: лучше заказать и оплатить материал, но при этом почему-то никого не касается, как работают пресс-службы и какие они делают материалы. 

– Как в этом смысле выглядитмеждународный опыт? 

– Цель госзаказа, например, в странах Скандинавии, на сегодня, пожалуй, главной и лучшей модели финансирования СМИ в мире вообще — развитие плюрализма: чтобы люди имели доступ к максимальному количеству источников информации, чтобы было больше разных материалов разных жанров, чтобы люди читали, смотрели и могли делать свои выводы. 

Что такое информационный суверенитет?

– В законопроекте есть формулировка, которая выглядит, на мой взгляд, де-юрелогично и неплохо — обеспечение информационного суверенитета страны. Как вы думаете, де-факто государство обеспечивает наш информационный суверенитет? 

– Да, это очень интересный вопрос, потому что, на мой взгляд, то, что понимает министерство под информационным суверенитетом, это, во-первых, как раз госинформзаказ в той, в моем понимании, извращенной форме, в которой он сегодня существует, во-вторых, это, наверное, какие-то запреты для иностранного вещания. Для меня информационная безопасность — это развитие местных источников информации, чтобы люди смотрели нормальные качественные СМИ, а не прибегали к каким-то сомнительным Инстаграм- и Telegram-аккаунтам. Но опять же, по факту, в законе конкретных норм об этом нет. То есть это абсолютно декларативная норма про информационный суверенитет, которая ничембольше не подкрепляется. И это очень печально, потому что мы работаем только на уровне каких-то заявлений и громких слов.

– Кстати, про информационный суверенитет. Как получилось, что Казахстан практически финансирует вещание российских каналов на своей территории? И сообщение об этом – это не происки злобной оппозиции, а вполнеофициальные выводы счетного комитета? 

– Это тема, которая сейчас обсуждается, и вице-министр информации называет это манипуляцией иговорит, что это наглая ложь, что на самом деле ничего такого не происходит. Но по факту «фокус»в том, что мы не просто покупаем контент российского канала, а, согласно выводам счетногокомитета, этот контент транслирует нам проблемы российского общества, что не отвечает заявленным целям госзаказа. То есть это не деньги потребителей – я хочу смотреть какой-то канал, плачу абонентскую плату и смотрю его. Это деньги, которые по решению Министерства финансов, Администрации президента тратятся на финансирование государственных наших телеканалов. Поэтому, конечно, на мой взгляд, это нонсенс, и это опять говорит о том, насколько система неэффективна и непродумана. То есть никто не задумывается о том, для чего мы закупаем этот контент, каким образом он может способствовать нашей информационной безопасности, формированию государственного заказа, защите какого-то нашего контента и т.д. И это делается каждый год и продолжается до сих пор, и министерство почему-то не дает никаких четких опровержений, но называет это неправдой, хотя есть документ Счетного комитета. 

– А вот еще один очень странный момент. Как получилось, что на реализацию телепроектов были потрачены средства Нацфонда? Это вообще просто нонсенс, на мой взгляд. Я уже не говорю о том, что это просто противоречит его концепции. А вам известны подробности?

– К сожалению, я не смогла найти подробную информацию. Речь идет, по-моему, о 477 миллионах тенге, которые были потрачены на телевизионные проекты, это тоже информация счетного комитета, и они как раз сказали, что деньги нацфонда вообще не должны тратиться на какие-то телевизионные проекты. Поэтому мне, конечно, очень хотелось бы посмотреть, что это за проекты, на которые нужно брать деньги из нацфонда. 

– В целом – так уж получилось, что мы каждый раз боимся новых каких-то законодательных инициатив. Нужен ли законопроект, на ваш взгляд, в таком виде? Или все же нам нужно определиться, что мы имеем в виду под информационным суверенитетом, как должна формироваться наша информационная стратегия, в конце концов, может быть, в Казахстану пора появиться на информационной карте мира? Может быть, сначала разобраться с такими фундаментальными вещами, а уж потом, исходя из этого, писать новый закон? 

– Это, конечно, был бы идеальный вариант, но почему-то наше правительство, опять же, не ищет более правильных и сложных путей, а идет по простому. То есть закон, если он будет принят в том виде, в котором он сейчас есть, по сути, я думаю, ничего особо не изменит, он останется практически таким же, как был, за исключением, может, нескольких норм. В том числе – есть хорошие нормы про введение срока исковой давности по делам о диффамации. Еще – сокращение срока предоставления запросов с 7 до 5 дней. Но эти и другие меры – кроме, наверное, срока исковой давности – очень косметические, и ситуацию принципиально не меняют. Правительство не хочет кардинально менять ситуацию. Их устраивает то, что существует, этот ежегодный госзаказ, достаточно «ручные» СМИ, контроль всего, вливание денег в Интернет-проекты. Поэтому, повторю: конечно, то, о чем вы говорите, это был бы идеальный вариант. Но для этого нужны, я думаю, желание, политическая воля и понимание, что если мы хотим быть демократической и развитой страной, то нам обязательно нужно реформировать эту сферу. Потому что, как сказал наш один эксперт из Литвы, закон о масс-медиа – это визитная карточка страны: по нему делают оценки международные организации, международное сообщество, насколько в стране защищена свобода слова и вообще как к ней в стране относятся.

Иллюстрация на обложке из открытых источников.

Источник: Exclusive.kz